|
|
|
|
|
|
|
|
|
"Я" не могу путешествовать к Истине светлого Господа при помощи силы или дуальности... Кто они -- те, кто защищают основание лжи? Кто стражи нереального слова? Тогда существование не было не-существованием, и средний мир [mid-world] не был ни Эфиром, ни тем, что за пределами. Что покрывало все? где оно было? в чьем при- бежище? что было океанической плотностью и глубиной? Смерть не была ни бессмертием, ни знанием дня и ночи. Тот Один жил бездыханным, без само-закона, и ничего не было за пределами этого.
Вначале тьма была покрыта тьмою, все было океаном несознания. Когда вселенское бытие стало сокрыто дроблением, тогда величием своей энергии Тот Один был рожден. То сначала привело в движение желание внутри, что стало первичным зерном разума. провидцы Истины открыли строение бытия в не-бытии посредством воли в сердце и при помощи мышления; их луч расширялся горизонтально; но что же было внизу, что было выше ? Там были Сеятели [Casters of seed], там было Величие [Greatnesses]; был само-закон внизу и Воля наверху.
Риг Веда 2 0(V.12.2,4; X.129.1-5.)
Следовательно, если наши выводы верны -- а никакие другие невозможны на основе тех данных, с которыми мы работаем -- то резкое разделение между Духом и Материей, созданное практическим опытом и долгой привычкой разума, не имеет под собой никакой фундаментальной реальности. Мир -- это разнообразное единство, многократное тождество, а не постоянная попытка установления компромисса между вечными диссонансами, не вечно длящаяся борьба между непримиримыми противниками. Неотъемлемое тождество, производящее бесконечное разнообразие -- суть основание и начало мира; постоянное примирение за кажущимся делением и борьбой, комбинирующее все возможные несопоставимости ради обширной цели в тайном Сознании и Воле, навсегда единой и являющейся мастером собственного комплексного действия, кажется его [мира] настоящим характером в середине; поэтому мы должны предположить, что исполнение возникающей Воли и Сознания и триумфальная гармония должны явиться заключением. Субстанция -- это форма себя, над которой работает мир, и если для этой субстанции Материя -- один конец, то Дух -- это другой конец. Эти два суть одно: Дух есть душа и реальность того, что мы ощущаем как Материю; Материя есть форма и тело того, что мы постигаем как Дух.
Конечно, существует большая практическая разница, и на этой разнице основывается целая неделимая серия вечно-восходящих градаций мира-существования. Мы говорили, что субстанция -- -- это сознательное существование, представляющее себя чувствам в качестве объекта, так что на основе этой чувство-связи может происходить работа мира-образования и космического развития. Но не должен быть только один базис, только один фундаментальный принцип связи, непреложно созданный между чувством и субстанцией; напротив, существует восходящий и развивающийся ряд. Мы уже осведомлены о другой субстанции, в которой чистый разум работает как в своей естественной среде и которая много тоньше, более гибка и пластична, чем что-либо, распознаваемое нашими физическими чувствами как Материя. Мы можем говорить о субстанции разума, поскольку нам ведома более тонкая среда, в которой возникает форма и в которой происходит действие; мы также можем говорить о субстанции чистой динамической жизне-энергии, отличной от самых тонких форм материальной субстанции и ее физически ощущаемых жизне-токов. Сам дух -- это чистая субстанция бытия, представляющая себя как объект, но не физическому, витальному или ментальному чувству, а свету чистого духовного воспринимающего знания, в котором субъект становится своим собственным объектом, то есть, в котором Безвременное и Беспространственное осознает себя в чистом духовно само-познающем само-расширении в качестве базиса и первичного материала всего существования. За пределами этого основания исчезает всякое сознательное разделение между субъектом и объектом, исчезает в абсолютном тождестве, и мы уже более не можем говорить о Субстанции.
Поэтому это чисто зачинающая [conceptive] -- духовно, а не ментально зачинающая разница, заканчивающаяся в практическом разделении, это разница, что создает нисходящий ряд от Духа через Разум к Материи и восходящий вновь от Материи через Разум к Духу. Но реальное тождество никогда не отменяется, и когда мы вернемся к первозданному интегральному взгляду на вещи, то увидим, что оно никогда по-настоящему не преуменьшается или ослабляется, даже в наигрубейшей плотности Материи. Брахман -- это не только причина, поддерживающая мощь и населяющий принцип вселенной, это также ее материал, причем единственный материал. Материя также есть Брахман и ничто другое, как Брахман. Если бы Материя на самом деле была отрезана от Духа, это было бы не так; но, как мы видели, она является только конечной формой и объективной стороной [objective aspect] божественного Существования со всем Богом, навечно присутствующим в ней и за ней. Подобно тому, как эта кажущаяся грубой и инертной Материя присутствует везде и всегда наделена инстинктом могущественной динамической силы Жизни, как эта динамическая, но кажущаяся несознательной Жизнь прячет в себе вечно-работающий невидимый Разум, чьи скрытые операции она обеспечивает нескрываемой энергией, как этот невежественный, неозаренный и идущий ощупью Разум в животном теле поддерживается и полновластно направляется своим собственным настоящим "я", Сверхразумом, который равным образом присутствует в нементализованной Материи, точно также вся Материя, как и вся Жизнь, Разум и Сверхразум -- только моды Брахмана, Вечного, Духа, Сатчитананды, которая не только пребывает во всех этих вещах, но и является ими, хотя ни одна из них не является Его абсолютным бытием.
Но все же есть эта зачинающая разница и практическое отличие, и при том, что Материя на самом деле не отрезана от Духа, она все же с практической точностью кажется отрезанной, Материя настолько отличается от Духа, даже настолько не укладывается в его закон, что материальная жизнь кажется отрицанием всего духовного существования, даже настолько, что может показаться, что отвергнув ее, мы одним махом избавимся от этой трудности -- и несомненно, это так; но такой кратчайший путь не является решением. Без сомнения, в Материи кроется основное затруднение; отсюда идут препятствия: ибо из-за Материи Разум более чем полу-слеп, его крылья подрезаны, его ноги стреножены и привязаны к столбу, что удерживает его от обширности и свободы, над которыми он сознателен. Это оправдывает духовного искателя, если он, возмутясь порочностью Материи, не приняв животную грубость Жизни или не вытерпев само-заключенной узости и направленного вниз видения Разума, решает вырваться из всего этого и путем бездействия и молчания возвратиться к недвижимой свободе Духа. Но такая точка зрения не является единственной, а также не должны мы считать ее интегральной и окончательной мудростью, хотя она возвышенно почиталась и прославлена сиянием великолепных примеров. Более того, освободя себя от всех страстей и возмущений, давайте посмотрим, что означает этот божественный порядок вселенной, и нащупав этот великий узел и сплетение Материи, отрицающей Дух, давайте поищем и отделим эту прядь, чтобы затем ее распутать, найдя решение, а не насильно отрубить ее. Мы должны поставить проблему, определить трудность, сначала противостояние, определить полностью, четко, поставить расширенно, если будет необходимо, а не сужено, и затем поискать выход.
Во-первых, фундаментальное противостояние Материи по отношению к Духу заключается в кульминации принципа Неведения. Здесь Сознание потерялось и забыло себя в форме своих работ, подобно тому как человек может в крайней поглощенности забыть не только то, кто он, а кто он вообще и на то время стать только работой, что он делает и силой, которая это делает. Само-озаренный Дух, бесконечно сознающий себя за всеми работами силы и их хозяин, кажется здесь исчезнувшим и вовсе отсутствующим; возможно Он где-то есть, но кажется, что здесь он оставил только грубую и несознательную материальную Силу, которая творит и разрушает, полностью не зная себя или то, что она строит или почему вообще строит или почему она разрушает то, что ранее создала: она не знает, потому что не имеет разума; ее это не заботит, поскольку она не имеет сердца. И если это не настоящая истина даже материальной вселенной, если за всем этим ложным явлением присутствует Разум, Воля и нечто большее, чем Разум или ментальная Воля, все же эту темную видимость материальная вселенная представляет в качестве истины, представляет сознанию, что всплывает в ней из ее ночи; и если это не истина, а ложь, все же это действенная ложь, ибо она определяет условия нашего феноменального существования и окружает все наши стремления и усилия.
Ибо чудовищной вещью, ужасным и безжалостным чудом материальной вселенной является то, что из этого не-Разума возник разум, или по крайней мере, разумы, и стали немощно бороться за свет, бороться беспомощно индивидуально, чуть менее беспомощно, когда в целях само-защиты они объединяют их индивидуальную немощь среди гигантского Несознания, являющегося законом вселенной. Из этого бессердечного Несознания и внутри его суровой юрисдикции были рождены сердца, которые устремились, были подвергнуты пыткам и окровавлены под весом слепой и бесчувственной жестокости этого железного существования, жестокости, что простерла свой закон на них и стала чувствующей в их чувствительности, грубости, дикости, ужасности. Но что же в конце концов скрывается за возможностями, что заключено в этой кажущейся мистерии? Мы можем увидеть, что это и сеть Сознание, которое утратило себя и снова возвращается к себе, всплывая из этого гигантского само-забытья, медленно, болезненно, в качестве Жизни, которая должна стать чувствующей, полу-чувствующей, смутно-чувствующей, полностью чувствующей и наконец сражающейся за то, чтобы стать более чем чувствующей, снова стать божественно само-сознательной, свободной, бесконечной, бессмертной. Но она работает к этому, находясь под законом, противоположным всем этим вещам, при условиях Материи, то есть, против захвата Несознания. Движения, которым она должна следовать, инструменты, которые она должна использовать, поставлены и сделаны для нее этой грубой разделенной Материей; эти инструменты накладывают на нас на каждом шаге неведение и ограничение.
Ибо второе фундаментальное противостояние Материи Духу заключается в кульминации рабства по отношению к механическому закону, в том, что Материя противодействует всему, что стремится освободиться, накладывая колоссальную Инерцию. Не то что сама Материя инертна; напротив, она суть бесконечное движение, непостижимая сила, безграничное действие, чьи грандиозные движения служат предметом нашего постоянного восхищения. Но тогда как Дух свободен, является хозяином себя и своих работ, не ограничен ими, творит закон и сам ему не подвержен, то эта гигантская Материя жестко связана фиксированным механическим Законом, наложенным на нее, который она не понимает и даже никогда не постигает, а просто бессознательно работает так, как работает машина, не знающая, кто ее создал, а знающая только процесс и цель. И когда Жизнь пробуждается и стремится наложить себя на физическую форму и материальную силу и стремится использовать все вещи по своей воле к собственным нуждам, когда Разум пробуждается и стремится узнать "кто?", "как?" и "почему?", касающиеся его и всех вещей, и помимо всего прочего стремится использовать свое знание ради наложения собственного более свободного закона и само-наводящегося действия на вещи, тогда материальная Природа кажется податливой, даже содействующей, хотя после борьбы, неохотно и только до определенной точки. И после этой точки она отвечает настойчивой инерцией, труднопроходимостью, отрицанием и даже препятствует Жизни и Разуму, так что они не могут больше двигаться дальше, не могут довести до победного конца свои частичные завоевания. Жизнь борется за то, чтобы расширить себя, продлить себя и преуспеть; но когда она достигает крайней широты и бессмертия, то наталкивается на железное заграждение Материи и оказывается зажатой определенной узостью и смертью. Разум стремится помочь жизни и исполнить свой собственный импульс охватить все знание, стать всем светом, обладать истиной и стать истиной, усилить любовь и радость и стать любовью и радостью; но всегда присутствует отклонение и ошибка и грубость материальных жизне-инстинктов и отрицание и препятствие материального чувства и физических инструментов. Ошибка неотступно следует за знанием, тьма -- неразлучный компаньон и фон своего света; истина успешно ищется и все же, когда она схвачена, перестает быть истиной, и исследование должно продолжаться; жизнь здесь, но не может удовлетворить себя, радость здесь, но не может подтвердить себя, и каждое из них как бы стянуто собственными цепями и как бы отбрасывет тень собственных противоположностей -- гнева, ненависти и безразличия, пресыщения, печали и боли. Инерция, которой Материя отвечает на запросы Разума и Жизни, препятствует покорению Неведения и грубой Силы -- мощи Неведения.
И когда мы стремимся узнать, почему это так, мы видим, что успех этой инерции и препятствия обеспечивается третьей мощью Материи; ибо третье фундаментальное противостояние Материи Духу заключается в кульминации принципа разделения и борьбы. Хотя в действительности Материя неделима, но делимость является ее целостным базисом действия, от которого, как кажется, ей навечно запрещено отдаляться; ибо ей присущи только два метода объединения -- либо скопление единиц, либо ассимиляция, подразумевающая разрушение одной единицы другой; но оба эти методы единения суть признание вечного деления, поскольку даже первый скорее ассоциирует, чем объединяет и в самом своем принципе допускает постоянную возможность и потому конечную необходимость разъединения, разложения на составные части. Оба метода покоятся на смерти: один -- как на средстве, другой -- как на условии жизни. И оба подразумевают в качестве условия мира-существования постоянную борьбу отдельных единиц друг с другом, пытающихся поддержать себя, поддержать свои соединения, подчинить или разрушить все, что сопротивляется этому, собрать и поглотить другое как пищу, но восстающих против и избегающих принуждения, разрушения и ассимиляции путем поглощения. Когда витальный принцип проявляет свою деятельность в Материи, он находит там базис только для всех ее активностей и принуждается впрячься в ярмо; оно должен принять закон смерти, желания и ограничения и эту постоянную борьбу за поглощение, обладание, преобладание, которые являются первым инстинктом Жизни. И когда ментальный принцип проявляется в Материи, он должен принять из матрицы и материала, в котором работает, тот же самый принцип ограничения, поиска без гарантированного нахождения, то же самое соединение и разъединение своих приобретений и составляющих своих работ, так что знание, приобретенной человеком, ментальным существом, никогда не кажется окончательным или свободным от сомнения и отрицания, и вся его трудная работа кажется приговоренной двигаться в ритме действия и реакции, делания и неделания, в циклах творения и краткого сохранения т длительного разрушения без определенного гарантированного прогресса.
Особенностью и фатальностью является то, что неведение, инерция и деление Материи накладывают на витальное и ментальное существование, возникающее в ней, закон боли и страдания и неспокойствие неудовлетворенности со статусом деления, инерции и неведения. На самом деле неведение не принесло бы боли неудовлетворенности, если бы ментальное сознание было полностью невежественным, если бы оно смогло остановиться, удовлетворившись некоторой оболочкой привычки, не сознавая собственное неведение или бесконечный океан сознания и знания, в окружении которого и благодаря которому оно живет; но в точности благодаря этому всплывающее в Материи сознание пробуждается сначала к своему неведению мира, в котором живет, и который оно должно познать и хозяином которого должно стать, чтобы быть счастливым, и затем пробуждается к конечной сущности и ограниченности этого знания, к недостаточности и ненадежности мощи и счастья, которые оно приносит, пробуждается к осознанию бесконечного сознания, знания, истинного бытия, единственно в котором будет найдено победоносное и бесконечное счастье. А также препятствие инерции не принесло бы с собой неспокойствие и неудовлетворенность, если витальная чувствительность, возникающая в Материи, была бы полностью инертной, если бы она удовлетворилась собственным полу-сознательным ограниченным существованием, не сознавая бесконечную мощь и бессмертное существование, в котором она проживает как часть него и все же отделена от него, или если бы она не имела в себе ничего, что приводило бы ее к к усилиям на самом деле разделить ту бесконечность и бессмертие. Но это в точности то, к чему жизнь подводится поначалу, что она начинает чувствовать и к чему стремиться, это ее негарантированность, нужда и борьба за выживание, за само-сохранение; в конце она пробуждается к ограничению своего существования и начинает чувствовать импульс к обширности и постоянству, к бесконечному и вечному.
И когда в человеке жизнь становится полностью само-сознательной, эта неизбежная борьба, усилие и стремление достигают своей кульминации, и боль и разногласие мира наконец становятся настолько сильно ощутимыми, что невозможно примириться с ними в каком-либо удовлетворении. Человек может на долгое время успокоиться, удовлетворившись своими ограничениями или ограничив свою борьбу таким господством, которое он может обрести над миром, им населяемым, ограничившись некоторым ментальным и физическим триумфом своего развивающегося знания, триумфом над своей несознательной фиксированностью, триумфом своей маленькой, сконцентрированной сознательной воли и мощи над своими инертно-приводимыми грандиозными силами. Но также и здесь он найдет ограничение, бедную незавершенность величайших целей, которых он может достичь, и человек вынужден смотреть за пределы достигнутого. Конечное не может постоянно оставаться удовлетворенным, раз уж оно осведомлено либо о конечном, превосходящем его, либо о бесконечном за его пределами, к которому он все еще может устремиться. И если конечное смогло бы так удовлетвориться, все же кажущееся конечным существо, чувствующее себя на самом деле бесконечным или чувствующее попросту присутствие или импульс и взволнованное бесконечностью внутри, никогда не может удовлетвориться, пока не примирит эти два в той или иной степени: то, чем оно обладает и то, в чьем обладании находится он. Человек суть такая кажущаяся конечной бесконечность и не может потерпеть неудачу в поисках Бесконечного. Он -- первый сын земли, ставший смутно осознавать Бога внутри себя, свою бессмертность или свою необходимость бессмертия, и это знание -- понукающий хлыст и крест распятья, покуда он не сможет обратить его в источник бесконечного света, радости и мощи.
Постепенное развитие, эта растущая манифестация божественного Сознания и Силы, Знания и Воли, потерявших себя в неведении и инерции Материи, могло бы стать счастливым расцветом, идущим от радости ко все большей радости и окончательно -- к бесконечной радости, если бы не принцип жесткого разделения, с которого стартует Материя. Замыкание индивида в своем собственном личностном сознании отделенного и ограниченного разума, жизни и тела препятствует тому, что стало бы естественным законом нашего развития. Оно приносит в тело закон притяжения и отталкивания, защиты и атаки, разногласия и боли. Ибо каждое тело, будучи ограниченной сознательной-силой, чувствует себя подвергаемым атакам, ударам, мощным столкновениям с другими такими же ограниченными сознательными-силами или с вселенскими силами, и где оно чувствует себя надломленным или неспособным гармонизировать контактирующее и воспринимающее сознание, там оно испытывает дискомфорт и боль, притягивается и отталкивается, должно защищаться или нападать; оно постоянно принуждается подвергаться тому, что оно не желает или неспособно вынести. В эмоциональный разум и чувство-разум закон деления приносит те же самые реакции с высшей интенсивностью печали и радости, любви и ненависти, угнетения и депрессии, все брошено в термины желания, а благодаря желанию -- в напряжение и усилие, и из-за напряжения -- в неумеренность и недостаток силы, неспособность, ритм притяжения и разочарования, обладания и отвращения, постоянный раздор, неприятности и стесненность. В разум как целое вместо божественного закона, вливающего узкую истину в великую истину, охватывающего меньший свет более широким, окружающего низшую волю высшей трансформирующей волей, продвигающего мелочное удовлетворение к превосходному более полному удовлетворению, он приносит аналогичные двойственности истины, преследуемой ошибкой, света, покрываемого тьмою, мощи, подверженной неспособности, удовольствия сремления и притяжения, зараженного болью отвержения и неудовлетворенностью достигнутым; разум вбирает собственное бедствие наряду с бедствием жизни и тела и начинает осознавать тройной дефект и недостаточность нашего естественного существа. Все это означает отрицание Ананды, отрицание тройственности Сатчитананды и поэтому, если отрицание непреодолимо, означает тщетность существования; ибо существование в бросании себя в игру сознания и силы должно искать то движение не просто для себя, а для удовлетворения в игре, и если в игре не может быть найдено настоящего удовлетворения, то существование в конце концов должно быть оставлено как тщетная попытка, колоссальная ошибка, исступление само-воплотившегося духа.
Это целостный базис для пессемистической теории мира -оптимистической, может быть, что касается запредельных миров и состояний, но пессемистическая по отношению к земной жизни и судьбе ментального существа в его отношениях с материальной вселенной. Ибо она утверждает, что поскольку самой природой материального существования является деление и самим семенем воплощенного разума является само-ограничение, неведение и эгоизм, то искать удовлетворение духа на земле или искать исхода, божественной цели или кульминации мировой игры -- суетность и иллюзия; только на небесах Духа, а не в мире, либо только в истинном спокойствии Духа, а не в феноменальной активности можем мы воссоединить существование и сознание с божественным само-восторгом. Бесконечное может быть вновь возвращено к себе только при отказе, как от ошибки и ложного шага, от его попытки обрести себя в конечном. А также не может возникновение ментального сознания в материальной вселенной принести с собой какое-либо обещание божественного исполнения. Ибо принцип деления присущ не Материи, а Разуму. Материя суть только иллюзия Разума, в которую Разум принес собственное правило деления и неведения. Поэтому только в пределах этой иллюзии может Разум найти себя; он может только странствовать между тремя терминами разделенного существования, которое он создал: он не может обрести там единства Духа или истину духовного существования.
Что же, верно, что принцип деления Материи может быть только порождением разделенного Разума, низвергнувшего себя в материальное существование; ибо это материальное существование не имеет само-бытия, это не первозданное явление, а только форма, порожденная все-разделяющей Жизненной силой, которая осуществляет задумки все-разделяющего Разума. Вырабатывая бытие в эти видимости неведения, инерции и разделения Материи, делящий Разум потерялся и заточил себя в темницу собственного строения, ограничил себя цепями, которые сам же и выковал. И если верно то, что делящий Разум является первым принципом творения, тогда он должен также быть конечным достижением, предельно возможным в создании, и ментальное существо, тщетно борющееся с Жизнью и Материей, подавляющее их только ради того, чтобы быть прикрепленным ими, вечно повторяющее бесплодный цикл, должно быть последним и высочайшим словом космического существования. Но такого вывода не последует, если, напротив, именно бессмертный и бесконечный Дух запаковал себя в плотную робу материальной субстанции и работает там при помощи верховной созидательной мощи Сверхразума, допуская деления Материи и власть нижнего или материального принципа только в качестве начальных условий для некоторой эволюционной игры Одного во Множестве. Другими словами, не просто ментальное существо спрятало себя в формах вселенной, а бесконечное Бытие, Знание, воля, которые всплывают из Материи сначала как Жизнь, затем в качестве Разума с остальным, все еще не обнаруженным, следовательно, появление сознания из кажущегося Бессознательного должно иметь другой и более полный термин; тогда более не невозможно появление супраментального духовного существа, которое наложит на свои ментальные, витальные, телесные работы более высокий закон, чем закон делящего Разума. Напротив, это естественный и неизбежный результат природы космического существования.
Как мы видели, такое супраментальное существо освободит разум от узла поделенного существования и будет использовать индивидуализацию разума как просто полезное подчиненное действие все-охватывающего Сверхразума; и оно также освободит жизнь от узла разделенного существования и будет использовать индивидуализацию жизни как попросту полезное подчиненное действие одной Сознательной-Силы, исполняющей свое бытие и радость в разнообразном единстве. Есть ли причина, не позволяющая ему также освободить телесное существование от теперешнего закона смерти, деления и взаимного поглощения и использовать индивидуализацию тела как просто полезный подчиненный термин одного божественного Сознательного-Существования, делающийся пригодным для радости Бесконечного в конечном? или почему бы этому духу не быть свободным в полновластном занятии формы, сознательно бессмертным даже при смене своей робы Материи, завладеть своим само-восторгом в мире, подчиненном закону единства, любви и прекрасного? И если человек является тем обитателем земли, через которого наконец может быть осуществлена трансформация ментального в супраментальное, то разве невозможно, что он может развить наряду с божественным разумом и божественной жизнью еще и божественное тело? или, если эта фраза кажется шокирующей наши теперешние ограниченные представления о человеческой потенциальности, разве не может он в развитии своего истинного существа, своего света и радости и мощи достичь божественного использования разума, жизни и тела, благодаря чему спуск Духа в форму будет одновременно по-человечески и божественно оправдан?
Только одна вещь может препятствовать этой конечной земной возможности -- это если наш теперешний взгляд на Материю и ее законы на самом деле представляет единственно возможную связь между чувством и субстанцией, между Божественным как познающим и Божественным как объектом, или если другие связи и возможны, но они никоим образом невозможны здесь, а должны искаться на высших планах существования. В этом случае только на запредельных небесах должны мы искать наше полное божественное исполнение, как утверждают религии, и их другое притязание на царство Бога или царство совершенства на земле должно быть оставлено как заблуждение. Здесь же мы можем только следовать или достигать внутренней подготовки или победы, и освободив разум, жизнь и душу, должны отвернуться от незавоеванного и незавоеваемого материального принципа, от беспорядочной и неподатливой земли к тому, чтобы найти где-то нашу божественную субстанцию. Однако, нет причины, почему мы должны принять это ограничивающее заключение. Несомненно, существуют иные состояния даже самой Материи; существует восходящий ряд божественных градаций субстанции; существует возможность преображения самого материального бытия через принятие более высокого закона, чем его собственный, но которой все же и есть его собственный, поскольку этот высший закон всегда в нем присутствовал в скрытом состоянии и потенциально в собственной скрытности.
|
|
|
|
|
|