На главную страницу

ГЛАВНАЯ • РАЗНОЕ • СТАТЬИ • ССЫЛКИ

 

Содержание | Предыдущая глава | Следующая глава

Шри Ауробиндо
ЖИЗНЬ БОЖЕСТВЕННАЯ

Книга I. ВСЕПРИСУТСТВУЮЩАЯ
РЕАЛЬНОСТЬ И ВСЕЛЕННАЯ

Глава XI. ВОСТОРГ СУЩЕСТВОВАНИЯ: ПРОБЛЕМА

Ибо кто мог бы жить или дышать, если не было бы этого восторга существования как эфира, в котором мы пребываем.

Из Восторга все эти существа рождены, благодаря Восторгу они существуют и растут, в Восторг они возвращаются.

Тайттирия Упанишада (II.7; III.6.)

Но даже если мы и примем это чистое Существование, этого Брахмана, этот Сат в качестве абсолютного начала, конца и того, что содержит все вещи, и примем в Брахмане внутренне присущее ему само-сознание, неотделимое от его бытия, бросающее себя как сила движения сознания, творящая силы, формы и миры, то мы все еще не ответим на вопрос: "Почему вообще должен Брахман, совершенный, абсолютный, бесконечный, ни в чем не нуждающийся, не желающий ничего, бросать силу сознания на создание в себе этих миров форм? Ибо мы отвергли то решение, что он побуждаем творить собственной природой своей Силы, обязан собственной потенциальностью движения и образования выдвигаться в форму. Верно, что он обладает этой потенциальностью, но он не ограничен или побуждаем ею; он свободен. Следовательно, если будучи свободным в том, выбрать ли ему движение или вечный покой, запечатлеть ли себя в форме или сохранить в себе потенциальности формы, он предается мощи движения и образования, то причина этому может быть только одна -- ради восторга.

Это первичное, окончательное и вечное Существование, как виделось Ведантой, есть не просто голое существование или сознательное существование, чье сознание является грубой силой или мощью; это сознательное существование, чьим самим выражением бытия, чьим самим выражением сознания является блаженство. Как в абсолютном существовании не может быть ни ничего, ни ночи несознания, ни неполноты, можно сказать, ни недостатка Силы, -- ведь если бы присутствовала там любая из этих вещей, то это существование не было бы абсолютным, -- точно также в нем не может быть ни страдания, ни отрицания восторга. Абсолютность сознательного существования есть неограничиваемое блаженство сознательного существования; это только два разных описания одной и той же вещи. Вся неограниченность, вся бесконечность, вся абсолютность есть чистый восторг. Даже наше относительное человечество имеет этот опыт, выражающийся в том, что всякая неудовлетворенность подразумевает ограничение, препятствие, -- удовлетворение приходит с реализацией чего-то удержанного, с превосхождением предела, с преодолением препятствия. Это происходит из-за того, что наше изначальное существо абсолютно в полном обладании своим бесконечным и неограничиваемым само-сознанием и само-мощью; это то само-обладание, другое имя которому есть само-восторг. И в той степени, в какой относительное прикасается к тому само-обладанию, оно движется к удовлетворению, прикасается к восторгу.

Однако само-восторг Брахмана не ограничен спокойным и бездвижным обладанием своим абсолютным само-бытием. Точно также, как его сила сознания способна запечатлевать себя в формах бесконечно и с неисчислимыми вариациями, так и его само-восторг обладает способностью движения, вариации, проявления в том бесконечном потоке и в той изменчивости, представленной изобилующими вселенными, коим несть числа. Дать себе волю и насладиться этим бесконечным движением и вариацией своего само-восторга -- цель его существования или созидательная игра Силы.

Другими словами, то, что бросило себя в формы, есть триединство Существования-Сознания-Блаженства, Сатчитананда, чье сознание по своей природе есть сознательная или, скорее, само-выражающая Сила, способная к бесконечному изменению в явлении и форме своего само-сознательного бытия и бесконечно наслаждающаяся восторгом того изменения. Отсюда следует, что все существующие вещи являются выражениями того существования, выражениями той сознательной силы, выражениями того восторга бытия. Точно также, как мы находим, что все вещи являются меняющимися формами одного неизменного бытия, конечными результатами одной бесконечной силы, также мы обнаружим, что все вещи являются меняющимися само-выражениями одного неизменного и все-охватывающего восторга само-существования. Во всем, что существует, пребывает сознательная сила, и каждая вещь существует или является тем, чем является, благодаря той сознательной силе; точно также, во всем, что существует, присутствует восторг существования, и каждая вещь существует и является тем, чем является, благодаря тому восторгу.

Эта древняя Ведантная теория космического начала немедленно вступает в конфронтацию в человеческом разуме с двумя мощными противоречиями: с эмоциональным и чувственным сознанием боли и с этической проблемой зла. Ибо если мир есть выражение Сатчитананды, и не только существования, являющегося сознанием-силой, -- поскольку это может быть легко принято, -- а существования, являющегося также бесконечным само-восторгом, то как мы объясним присутствие во вселенной горя, страдания, боли? Ведь этот мир кажется нам скорее миром страдания, чем миром восторга существования. Определенно, такая точка зрения на мир возникает из-за преувеличения, ошибка взгляда. Если мы взглянем беспристрастно и с единственным намерением сделать точную и неэмоциональную оценку, то мы обнаружим, что сумма удовольствия существования много превышает сумму боли существования, -- хотя видимость и индивидуальные случаи могут говорить об обратном, -- и что активное или пассивное, поверхностное или лежащее в основании удовольствие существования является нормальным состоянием природы, а боль, напротив, есть явление, временно прерывающее то нормальное состояние или подминающее его под себя. Но по своей сути меньшая сумма боли воздействует на нас сильнее и часто мерещится большей, чем величайшая сумма удовольствия; в точности потому, что последнее является нормальным, мы не ценим его, даже с трудом его наблюдаем, пока оно не возвеличится до некоторой сильнейшей формы, до волны счастья, пика удовольствия или экстаза. Именно эти вещи мы называем восторгом и их мы ищем, а обычное удовольствие существования, которое всегда присутствует, не взирая на случай и особенную причину или цель, воздействует на нас как нечто нейтральное, что есть ни удовольствие, ни боль. Это великий практический факт, ведь без него не было бы универсального и подавляющего инстинкта само-сохранения, но это не то, что мы ищем, и поэтому мы не включаем его в наш баланс эмоциональных и чувственных приобретений и потерь. В этот баланс мы включаем лишь позитивные наслаждения с одной стороны и дискомфорт и боль -- с другой; боль воздействует на нас сильнее, поскольку она ненормальна для нашего существа, противна нашей естественной тенденции и переживается как насилие над нашим существованием, как нападение и внешняя атака на то, чем мы являемся и чем мы стремимся стать.

Тем не менее, ненормальность боли или большее или меньшее ее количество не влияет на философскую постановку вопроса; само наличие боли, независимо от того, много ее или мало, составляет целую философскую проблему. Если все бытие есть Сатчитананда, то как вообще может существовать боль и страдание? Это настоящая проблема, которая часто еще больше запутывается ложными постановками вопроса, начиная с идеи личностного экстракосмического Бога и частного вопроса, упирающегося в этику.

Можно рассуждать так: Сатчитананда есть Бог, сознательное Существо, являющееся творцом существования; но тогда как же мог Бог создать мир, в котором Он причиняет страдания Своим творениям, допускает боль, дозволяет зло? Какой же это Все-Бог, если Он создал боль и зло? Если мы скажем, что боль есть испытание и "суд божий", то мы не решим моральную проблему, а придем к аморальному или вне-моральному Богу, -- возможно, к отличному мировому механисту, коварному психиатру, а не к Богу Добра и Любви, которому мы можем поклоняться, придем лишь к Богу Могущества, чьему закону мы должны подчиняться или чью прихоть мы можем надеяться умилостивить. Ибо тот, кто изобретает пытки в качестве проверки или испытания, изобличается либо в намеренной жестокости, либо в моральной нечувствительности, если не в отсутствии морали вообще, и тем самым оказывается ниже высочайшего инстинкта собственных творений. И если, пытаясь избежать этой моральной трудности, мы скажем, что та боль есть неизбежный результат посеянного морального зла и естественное наказание за содеянное, -- объяснение, которое не будет согласовываться с фактами жизни, пока мы не примем теорию Кармы и перевоплощения, согласно которой душа страдает сейчас за тянущиеся хвостом грехи, содеянные в предыдущих жизнях, -- то мы все же не избежим корня этической проблемы, -- кто же породил это моральное зло, или почему оно было создано, или откуда оно пришло -- зло, тянущее за собой наказание в виде боли и страдания? И если считать моральное зло в действительности формой ментальной болезни или неведения, то кто или что создало этот закон или неизбежную связь, наказывающую ментальную болезнь или акт неведения путем отторжения столь ужасного, путем испытаний, зачастую крайних и чудовищных? Неумолимый закон кармы непримирим с верховной моралью и личностным Божеством, и поэтому ясная логика Будды отрицала существование какого бы то ни было свободного и всем-управляющего личностного Бога; он объявил всякую личность порождением неведения, подчиненным Карме.

На самом деле, трудность, столь остро представленная, возникает лишь в том случае, если мы предполагаем существование экстракосмического личностного Бога, не заключающего в Себе вселенную, не одного, кто создал добро и зло, боль и страдание для Своих творений, а Того, кто стоит выше этого и не затрагиваем болью и страданием, кто только наблюдает, правит, исполняет Свою волю в страдающем и конфликтующем мире, и если не исполняет Свою волю, а допускает, что миром правит непреложный закон, бесполезный для Него или недостаточно помогающий, то тогда это не Бог, не всемогущий, не все-добрый и все-любящий. Никакая теория экстракосмического морального Бога не может объяснить зло и страдание, -- порождение зла и страдания, -- за исключением неудовлетворительной увертки, избегающей самой постановки вопроса, вместо того, чтобы ответить на него, или простого или подразумеваемого Манихеизма, практически отрицающего Божество в попытке оправдать его пути или его работу. Но такой Бог не есть Ведантная Сатчитананда. Сатчитананда Веданты есть одно существование без второго; все, что существует, есть Он. Далее, если зло и страдание существуют, то именно Он породил это зло и страдание в созданиях, в которых Он воплотил Себя. Тогда проблема полностью меняется. Вопрос уже более не заключается в том, как Бог дошел до того, что создал для Своих творений страдание и зло, которые невозможны в Нем самом, и поэтому Он к ним невосприимчив, а как пришло единственное и бесконечное Существование-Сознание-Блаженство к тому, что допустило в себя то, что не является блаженством, что кажется его позитивным отрицанием.

Половина моральной трудности -- трудности в той форме, на которую нет ответа -- исчезает. Она более не возникает, не может более быть поставлена. Жестокий по отношению к другим, я остаюсь невосприимчив к страданиям или даже разделяю их, выражая сожаления или принося запоздалые соболезнования -- это одно дело; но совсем другое дело -- это накладывать страдания на самого себя, будучи единым существованием. И все же этическое затруднение может вернуться в модифицированном виде; если ВсеВосторг неизбежно есть все-добро и все-любовь, то как могут зло и страдание существовать в Сатчитананде, если она является не механическим существованием, а свободным и сознательным бытием, свободным осудить и отвергнуть зло и страдание? Мы должны увидеть, что такая постановка также ложна, поскольку она использует термины частных утверждений так, как если бы они были применимы к целому. Ведь представления о добре и любви, которые мы таким образом вносим в концепцию Все-Восторга, возникли из двойственного и отдельного представления вещей; эти представления полностью основываются на связях между отдельными созданиями, а мы продолжаем применять их к проблеме, стартующей, напротив, с предположения об Одном, кто есть все. Сначала мы должны увидеть, как проблема возникает или как она может быть решена в ее изначальной чистоте, на основе единства в различии; только затем сможем мы благополучно иметь дело с ее частями и следствиями, такими как отношения между созданиями на основе разделения и двойственности.

Мы должны уяснить, если мы обозреваем целое и при этом не ограничиваем себя человеческими трудностями и человеческой точкой зрения, что мы живем не в этическом мире. Попытка человеческого мышления приписать этическое значение всей Природе является одним из тех актов своенравного и упрямого само-заблуждения, одной из тех жалких попыток человеческого существа видеть самого себя, свое ограниченное привычное человеческое я во всех вещах и судить о них с той точки зрения, которую человек лично развил, что наиболее эффективно препятствует ему обрести реальное знание и полное видение. Материальная Природа не является этической; закон, управляющий ею, представляет собой согласование фиксированных привычек, не ведающих о добре и зле, а ведающих лишь о силе, которая создает, упорядочивает и сохраняет, силе, возмущающей и беспристрастно разрушающей, действует вне этики, в соответствии с сокрытой в ней Волей, в соответствии с безмолвным удовлетворением той Воли в ее собственных само-образованиях и само-растворениях. Животная или Витальная Природа также вне этики, хотя в ходе своей эволюции она и предоставляет тот грубый материал, из которого высшее млекопитающее развивает этический импульс. Мы не обвиняем тигра за то, что он хищник и пожирает свою добычу, как не обвиняем мы шторм за то, что он разрушает, или огонь за то, что он сжигает и убивает; а также сознательная сила в шторме, огне или тигре не обвиняет или оправдывает себя. Осуждение и оправдание, или, скорее, само-осуждение и само-оправдание есть начало истинной этики. Когда мы осуждаем других, не применяя тот же закон к себе, то не имеем дела с истинно этическим правосудием, а только применяем язык этики к возникшему в нас эмоциональному импульсу отвращения или антипатии к тому, что расстроило нас или нанесло нам вред.

Это отвращение или антипатия есть зарождение этики, но это еще не этика. Страх оленя перед тигром, ярость сильного животного, направленная на нападающего, является витальным отвращением индивидуального восторга существования от того, что угрожает ему. В ходе развития ментальности это отвращение утончается до неприятия, антипатии, неодобрения. Неодобрение того, что угрожает нам и наносит нам вред, одобрение того, что приятно нам и удовлетворяет нас, утончается до концепции добра и зла по отношению к индивиду, к сообществу, к другим, не нам, иным сообществам, и наконец, до общего принятия добра, общего неприятия зла. Но везде фундаментальная природа вещей остается той же самой. Человек жаждет само-выражения, само-развития, другими словами, прогрессирующей игры в себе сознательной силы существования; это -- его фундаментальный восторг. Все, что нарушает это само-выражение, само-развитие, удовлетворение развивающегося "я", является для него злом; все, что помогает, поддерживает, поднимает, возвышает, облагораживает, есть его добро. Единственно, его концепция само-развития меняется, становится выше и шире, начинает превосходить его ограниченную персональность, чтобы охватить других, включить все в свой охват.

Иными словами, этика -- это стадия в эволюции. То, что является общим для всех стадий, есть непреодолимое стремление Сатчитананды к само-выражению. Это побуждение поначалу не-этическое, затем инфра-этическое в животных, потом даже противо-этическое в думающем животном, поскольку оно позволяет нам одобрять вред, наносимый другим -- то, что мы не приемлем по отношению к самим себе. В этом отношении человек сейчас только полу-этичен. И точно так, как все ниже нас является инфра-этическим, также может статься, что то место, которого мы естественным образом достигнем, место, являющееся супра-этическим, вовсе не нуждается в этике. Этический импульс и позиция, столь важные для человечества, являются инструментами, посредством которых оно в борьбе выбирается из низшей гармонии и всеобщности, базирующихся на несознании и разбитых Жизнью на индивидуальные разногласия, выбирается к высшей гармонии и всеобщности, основывающихся на сознательном тождестве со всем существованием. При достижении той цели эти средства более не будут необходимыми или даже возможными, поскольку качества и противостояния, от которых они зависят, будут естественным образом растворены и исчезнут в окончательном примирении.

Следовательно, если этическая точка зрения применима только ко временному, хотя совершенно важному переходу от одной всеобщности к другой, то мы не можем использовать ее для полного решения проблемы вселенной, а можем только допустить ее как один элемент в том решении. Сделать иначе -- значит подвергнуться опасности фальсификации все факты вселенной, весь смысл эволюции за нами и за пределами нас с той лишь целью, чтобы подстроиться под вре'менный взгляд и полу-развитое видение полезности вещей. Мир имеет три уровня: инфра-этический, этический и супра-этический. Мы должны найти то, что является общим для всех них; ведь только так сможем мы разрешить проблему.

То, что является общим для них, есть, как мы видели, удовлетворение сознательной силы существования, развивающейся в формах и ищущей свой восторг в этом развитии. Из того удовлетворения или восторга само-существования возникла сознательная сила; ведь это то, что нормально для нее, к чему она тянется, что составляет ее базу; но она ищет новые формы, и в этом переходе к высшим формам вмешиваются явления боли и страдания, кажущиеся противоречащими фундаментальной природе ее бытия. Единственно это составляет корень проблемы.

Как мы можем решить ее? Должны ли мы сказать, что Сатчитананда -- это не начало и конец вещей, а началом и концом вещей является Ничто, беспристрастная пустыня, ничего собой не представляющая, но содержащая в себе все возможности существования или не-существования, сознания или не-сознания, восторга или невосторга? Мы можем придерживаться этой точки зрения, если нам угодно; тогда, хотя мы и стремились объяснить все, но в действительности не объяснили ничего, а всего лишь включили все. Ничто, наполненное всеми потенциальностями, есть наиболее полное из возможных противостояние выражений и вещей, и поэтому мы всего лишь объяснили меньшее противоречие при помощи большего, доведя само-противоречие вещей до его максимума. Ничто есть пустыня, где не может быть никаких потенциальностей; безучастная неопределенность всех потенциальностей есть Хаос, и все, что мы проделали -- это поместили Хаос в Пустыню, не объяснив того, как он там оказался. Поэтому давайте вернемся к нашей первоначальной концепции Сатчитананды и посмотрим, возможно ли более полное решение на том основании.

Прежде всего, мы должны уяснить себе, что точно также, как когда мы говорим о вселенском сознании, то имеем в виду нечто отличное от пробужденного ментального сознания человеческого существа, нечто более сущностное и более широкое, чем оно, то точно также, когда мы говорим о вселенском восторге существования, мы подразумеваем нечто отличное от обычного эмоционального и чувственного удовольствия индивидуального человеческого создания, нечто более сущностное и более широкое, чем оно. Удовольствие, радость и восторг в том смысле, в каком человек употребляет эти слова, являются ограниченными преходящими движениями, зависящими от определенных привычных обстоятельств и возникают, как и их противоположности -- боль и печаль, которые равным образом являются ограниченными и преходящими движениями, из основания иного, нежели они сами. Восторг существования универсален, беспределен и само-существует, не зависит от каких-либо особенных обстоятельств, это основа всех основ, из которой возникают удовольствие, боль и другие более нейтральные переживания. Когда восторг бытия стремится реализовать себя в качестве восторга становления, он прибегает к движению силы и сам принимает различные формы движения, позитивными и негативными течениями которого являются удовольствие и боль. Будучи подсознательным в Материи и сверхсознательным за пределами Разума, этот восторг стремится реализовать себя в Разуме и Жизни посредством появления в становлении, в нарастающем само-сознании движения. Его первые явления двойственны и нечисты, движутся между полюсами удовольствия и боли, но его цель заключается в само-раскрытии в чистоте верховного восторга бытия, само-существующего и не зависящего от объектов и обстоятельств. Точно так, как Сатчитананда движется по направлению к реализации вселенского существования в индивидуальном и реализации превышающего формы сознания в форме тела и разума, она также движется к реализации вселенского, само-существующего и беспредметного восторга в потоке частных переживаний и целей. Те цели мы сейчас преследуем как побудительные причины преходящего удовольствия и удовлетворения; будучи свободными, обладающими своим настоящим "я", мы не будем искать их, а будем обладать ими скорее как отражениями, а не как причинами восторга, который существует вечно.

В эгоистическом человеческом существе, ментальной личности, вышедшей из тусклой оболочки материи, восторг существования нейтрален, полу-сокрыт, все еще находится в тени подсознательного, подобно почве, орошенной желаниями, и густо усеянной буйной порослью ядовитых сорняков и не менее густо -- ядовитыми цветами, болью и удовольствием нашего эгоистического существования. Когда божественная сознательная сила, тайно работающая в нас, поглотит эти ростки желания, когда в образах Риг Веды огонь Бога сожжет подошвы земли, тогда то, что сокрыто в корнях боли и удовольствия, их причина и тайное бытие, жизненный сок восторга в них, вольются в новые формы -- не желания, а само-существующего удовлетворения, которое заменит смертное удовольствие Бессмертным экстазом. И эта трансформация возможна, поскольку эти ростки чувства и эмоции находятся в сущностном бытии, боль не в меньшей степени, чем удовольствие, в сущностном бытии того восторга существования, к которому они стремятся, но которого они не могут обнаружить -- не могут вследствии разделения, эгоизма и неведения о настоящем я.

Содержание | Предыдущая глава | Следующая глава

ГЛАВНАЯ • РАЗНОЕ • СТАТЬИ • ССЫЛКИ